Гарин почему-то вспомнил, как в первый раз встретился с Вадимом: тот не мог завершить серьезное дело, а клиент нервничал и бил копытом в нетерпении. Тогда Вадим по рекомендации Тучи с ним и связался. Дело оказалось ювелирным, и с толпой Вадимовых костоломов его решить было невозможно, поэтому, когда Виктор все закончил, они расстались полностью друг другом удовлетворенные. В Вадиме тоже была своего рода чудинка. Он и Гарин поняли друг друга сразу, с полуслова, только один из них занимался заказами всегда за деньги, а другой — исключительно по личной просьбе.
Вадим любил, когда любые новости ему сообщали первому. Любые: плохие или хорошие, но обязательно первому. В любое время.
Несмотря на четыре часа утра, трубку после нескольких гудков взял Немченко лично.
— Да? — голос его прозвучал бодро.
— Виктор.
— Я ждал твоего звонка.
— Все закрыто…
— Все? — с оттенком недоверия спросил Вадим. — Ты уверен?
— Да. Еще одна услуга — бесплатно, за удовольствие. Понимаешь?
— Понимаю, — Вадим помолчал. — Завтра увидимся?
— Давай послезавтра. Я немного… г-нм… простыл.
— Сильно?
— Да так, знаешь ли, продуло где-то. В плечо стреляет.
Вадим помолчал, потом неестественно хохотнул:
— Кости-то хоть целы?
— Целы пока, слава богу.
— Вот и ладно. В пять послезавтра, на старом месте.
— Договорились.
Они почти одновременно положили трубки.
Виктор попытался глотнуть из стакана еще раз и с удивлением обнаружил, что вино кончилось. Странный получился разговор. Словно Вадим не поверил, что дело сделано. Такого между ними еще не бывало.
А ладно, подумал Гарин с досадой. Пошло все к черту!
Надо спать.
Он выключил свет, дотащился до кровати и упал, не раздеваясь.
Заснул он тоже почти мгновенно.
Ему снился Вадим Немченко в окружении девяти мужчин в черном. Они полукругом стояли на лесной ночной поляне и, задрав головы, смотрели вверх.
В полном молчании они ждали полную луну.
Он сидел на темной кухне и молча подливал себе в стакан. Тот каждый раз пустел все быстрее. Очевидно, содержимое переходило из жидкого состояния в состояние иное, возвышающее душу. Впрочем, и на душе сегодня легче не становилось. Ей было так же пасмурно и уныло, как и темной холодной осени за кухонным окном.
Пить Матвей начал серьезно совсем недавно.
Первый раз он здорово напился, когда узнал, что его боевой товарищ, Витек Горохов, с которым они, плечо к плечу, прошли всю первую Чеченскую компанию, погиб под колесами рейсового автобуса. Ирония судьбы не давала Матвею покоя ни на похоронах, ни на поминках. Пройти кровавую войну, побывать в плену, совершить успешный побег — и оказаться сплющенным могучими колесами Экаруса на остановке возле дома. Вечером после поминок Мохов, пытаясь смириться с такой жизненной несправедливостью, напился в первый раз до полного бесчувствия.
Потом выпивать он стал все чаще и чаще.
Жена вначале косо посматривала на регулярно появляющийся за ужином стакан, потом принялась скандалить, а позже, когда Матвей в невменяемом состоянии поднял на нее руку, собрала вещи и вернулась к маме. Детей за три года брака Моховы так и не нажили, так что делить при разводе пришлось лишь двухкомнатную квартиру, да добермана по кличке Гоша, в котором оба супруга души не чаяли. Жилплощадь с доплатой разменяли на две однушки, а Гошу забрала после долгой войны бывшая супруга.
Так, в сорок два года Матвей Мохов остался на белом свете один-одинешенек. С горя, от отчаяния, от изнуряющей жалости к самому себе, он ушел в продолжительный запой.
Когда же он очнулся, на вопросе с работой был поставлен жирный крест, кровать оказалась прожженной в трех местах, а баррикада из бутылок на кухне не давала подобраться к заваленной горой грязной заплесневевшей посудой мойке.
Матвей решил взяться за ум. Нет, он не перестал выпивать за ужином. Нет, он не перестал бывать в пивных барах по выходным. Он просто поставил ситуацию под жесткий контроль.
Сегодня он не выдержал. Сорвался. И причина была для него настолько же жутка, как и похороны Витьки Горохова.
Сегодня ближе к концу рабочего дня в раздевалке Матвей Мохов, сорока двух лет, разведен, детей нет, столкнулся нос к носу с привидением. И ладно бы с одним. С целыми двумя.
А потом он узнал то, что перевернуло привычный ему мир с ног на голову.
Он вышел из душевой, завернутый в полотенце и распахнул свой шкафчик, доставая чистое белье. Сзади хлопнула дверь, загалдели вновь прибывшие.
Матвей одел трусы и присел на лавочку, натягивая носки. На втором носке он замер, округлив глаза.
По коридору между шкафчиками шел Гоша Маликов. Живой и здоровый, словно его холодного тела никогда не было в грузовом отделении спецмашины на которой приехал Кравченко. Матвей сам загружал туда окоченевший Гошин труп.
— Здоров! — привычно ухмыльнулось приведение Маликова. — Ты чего вылупился?
Он подошел к своему шкафчику и завозился с ключами.
— Эт-то ты? — невольно заикнувшись, не поверил глазам Матвей.
— А кто же? — хохотнул Гоша.
— Но как…
Мохов сорвался с лавки и как есть, в одном носке, бросился обнимать, тискать, мять живого Гошу Маликова, веря и не веря еще, что тот каким-то чудом, непонятным божьим велением остался, не смотря ни на что живым. Произошла ошибка, какая-то глупая нелепая случайность. Нет, не его тело затаскивали они в грузовой отсек. Или может, его, но был он в коме, в отключке, в беспамятстве. Гоша, хохоча, принялся отбиваться от такого неожиданного напора. Через мгновение все переросло в обычную дружескую свалку.