В старших классах пагубная семейная черта начала пробуждаться и в Агамемноне. Для начала он влюбился в химию. На самом деле, конечно, влюбился он в молоденькую лаборантку, но и предмет покоя ему не давал. Путь к знанию (как и к лаборантке) оказался тернист для молодого естествоиспытателя. Усомнившись в реакции карбида с водой, он едва не лишил глаз пожилую учительницу химии. С тех пор, Агамемнона стали побаиваться, а лаборантка, которая до этого инцидента благосклонно позволяла ему мыть после уроков лабораторные кюветы в холодной воде, совершенно перестала замечать его томные и влажные от вожделения взгляды.
Тогда Агамемнон решил прославиться на ниве спорта.
Как всегда, к делу он подошел основательно. Принялся бегать по утрам, распугивая сонных собачников и потеть на турнике возле школы, в тщетных попытках закинуть грузное тело на перекладину. Растянув правую ногу, он быстро охладел к спорту.
И верно — на носу были выпускные экзамены. Старинный друг Гриша Палий посоветовал поступать после школы в МАИ.
— Зачем? — поинтересовался Агамемнон.
— Самолеты, — таинственно ответил Гриша. — За ними будущее.
— Я думал будущее — за космосом.
— Это старая установка, — Гриша всегда умел все разложить для друга по полочкам. — Финансирование космоса — давно пройденный этап. И, кроме того, тебе, что — в армию хочется?
В армию ему не хотелось.
Агамемнон хотел стать либо олигархом, либо бандитом, обязательно суровым, почти немым. В обоих случаях лаборантка бы быстренько одумалась. Но ни на олигархов, ни на бандитов в институтах не учили. А ковыряться в недрах давно отлетавших свой ресурс самолетов (это ему доступно разъяснили по телевизору в какой-то передаче) Агамемнону совершенно не улыбалось.
Сложную ситуацию с неопределенным будущим спасла мама, озабоченная пробуждением в сыне фамильных черт. Его по блату определили в психиатрическую лечебницу. Так разрешилось несколько насущных проблем: юноша обзавелся «белым билетом», а свойственная Рождественским азартность оказалась под внимательным присмотром лечащих врачей.
Столь резкая перемена в судьбе Агамемнона совершенно не огорчила.
Процедуры были не обременительны, а персонал являл подлинную заботливость и доброту. А какие интересные люди лечились рядом! Сколько нового и удивительного довелось узнать Агамемнону за неполные полгода!
Однако, наиболее радикальное участие в судьбе молодого человека принял сосед по койке Степан Меншилов. Тот оказался страстным поклонником Гоголя. В свободное от процедур время, он читал и перечитывал его немногочисленные труды, а когда кроме Агамемнона никого не было рядом, вступал с великим писателем в таинственную телепатическую связь.
— Кинг, Кинг, — говаривал Меншилов, выходя из очередного транса. — Не ценят у нас своих Суворовых.
— Как там дела? — обычно интересовался Агамемнон, отрываясь от кроссворда.
— Плохо, — хмурился Степан. — Никакой творческой свободы. Ну, разве может Николай Васильевич про ангелов истории сочинять?
Гоголь ассоциировался у Агамемнона на тот момент только с тощим и похотливым чертом из старого фильма про вечера на хуторе.
— Не люблю мистику, — задумчиво произнес он.
— Это по молодости, — ответил Меншилов. — Вот когда отживешь с мое, поймешь, что многие вещи просто нельзя объяснить рационально. Нет такой возможности. Вот почему, ответь мне, сказки такой популярностью пользуются?
— У меня не пользовались.
— Я о других говорю.
Агамемнон пожал плечами.
— Они к жизни детей готовят. Скрытыми и завуалированными посылами. А если это так, то почему же в них столько волшебства и мистики? Значит, есть всему этому место и в обыденной жизни, верно?
Банальное логическое построение сантехника с многолетним стажем ментальных контактов сразило неопытного юношу наповал. Он тяжело задумался.
— А Гоголя с чего начинать читать лучше? — после получасовых размышлений спросил Агамемнон.
— А с «Хутора» и начни, — усмехнулся в усы Меншилов и кинул ему книжку.
Судьба на этот раз была милостива к Агамемнону. Книга раскрылась на «Вечере накануне Ивана Купала».
Так Николай Васильевич Гоголь приобрел еще одного фанатичного апологета, а молодой человек узнал в кратчайшие сроки, как и где можно раздобыть настоящий клад. Тайная пагубная семейная страсть вырвалась, наконец, на свободу.
Главным доступным специалистом в окружении молодого исследователя был и оставался, конечно, отец. Но тот, к несчастью, отсутствовал в пределах досягаемости, отбыв несколько месяцев назад на продолжительные, но интересные раскопки за рубеж.
Поэтому Агамемнону пришлось ограничиться другом Гришей. Тот, так и не вступив на сложный путь самолетостроителя, ограничился Институтом стали и сплавов. Впрочем, страсть к металлу у Гриши прослеживалась с детства. Еще в третьем классе, чудом обнаружив в песочнице около дома потерянную кем-то загадочную монету, Гриша Палий объявил себя нумизматом. Позже выяснилось, что найденная медная плюшка вовсе не монета, а ловко подсунутая на рельсы электрички раздавленная пробка от жигулевского пива, но пути назад для Григория уже не было. Он заболел всерьез и надолго.
Ранним утром, после ночного и плотного знакомства с творчеством Николая Васильевича, Агамемнон связался с Гришей.
— Клад? — искренне удивился сонный Григорий. — А зачем тебе?
— Просто так, — не менее искренне растерялся Агамемнон. — Что бы деньги были.