— Так, — кивнул Агамемнон в восемьсот двадцать второй раз.
Матвей что-то пометил у себя на листах.
— Теперь вопрос, — поднял он голову. — Почему вы поехали на кладбище ночью? Разве днем копать и искать не удобнее?
— Мы боялись, вернее, я боялся, что днем на кладбище могут быть люди. Посетители, сторож, наконец, — устало объяснил Агамемнон в триста тридцатый раз.
— Вы не знали, что кладбище давно заброшено?
— Откуда?
— От тети.
— Наш поход я не афишировал.
— Так, — сказал Мохов. — Понятно.
Матвей снова что-то быстро отметил в своих записях.
— Я сейчас отойду, — сказал он Агамемнону. — Вы пока подумайте, что и как говорить.
— Я не понимаю, на каком основании вы нас задерживаете, — заявил протест Агамемнон в пятисотый раз. — Вы не милиция и не безопасность.
— Мы частное охранное агентство, — в который раз ответил Мохов, поднимаясь и сгребая свои листы со стола. — И по нашей лицензии имеем право задерживать определенных лиц для и до выяснения.
— И сколько вы будете нас здесь держать?
— Для и до, — многозначительно ответил Мохов.
Он вышел из кабинета, захлопнув дверь.
— Ты как, Гриш? — пихнул в бок компаньона Агамемнон. — Живой?
— Проклятое… И мы теперь проклятые…
Саня Творогов дремал в дежурке, уронив голову на стол.
Когда Матвей швырнул кипу листов рядом с ним, он поднял голову и уставился на Мохова заспанными глазами.
— Ну? — осведомился он, потягиваясь.
Матвей схватил графин и сделал несколько жадных глотков. Все проклятые восемь часов допроса его мучило тяжелое и жесткое похмелье. Любопытно, подумал он мельком, бросив взгляд на разминающегося Саню. А у оборотней похмелье бывает?
— Ничего, — со злостью ответил он, утирая рот. — Либо они и в самом деле искали клад, либо я полный профан в допросах.
— Не колются?
Матвей присел на край стола.
— За восемь часов ни одного несовпадения. Ни одного прокола. Все четко, ясно и понятно. Есть тетка, есть клад и есть кладбище. Точка.
— Можешь расслабиться, — сказал Саня. — Петровский очнулся.
— Что ж ты мне сразу не сказал? — соскочил со стола Мохов. — И как он?
— В себя приходит, — пожал Саня плечами.
— А Гоша?
— У него посерьезнее, — нахмурился Творогов. — Но, скорее всего, тоже очнется.
— Разве оборотня можно убить?
— Убить можно кого угодно, — грустно сказал Саня. — При желании.
— Три пули, — сказал Матвей, подумав о Петровском. — На ногах он будет совсем не скоро.
Саня хмыкнул и взял графин.
— Скоро, — заверил он. — Тарас Васильевич тоже из наших.
— В смысле? — оторопел Матвей.
— Он тоже оборотень, Моть, — просто объяснил Творогов.
Матвей постоял немного, опершись спиной на стену и тупо глядя на Санино лицо.
— Мне надо в туалет, — произнес он одними губами.
Запершись в кабинке, Мохов присел на унитаз, трясущимися руками достал заветную флягу из кармана, с которой частенько не расставался и, отвинтив крышку, сделал несколько жадных глотков.
Так, подумал он, утирая губы. Еще один бессмертный Маклауд. Откуда же их столько развелось в нашем гостеприимном городе?
Когда он поднял голову, напротив стоял Витька.
— Ты звал меня? — спросил он.
— Петровский — тоже оборотень, представляешь? — пожаловался Матвей.
Витька задумался.
— Это многое меняет, — медленно выговорил он.
— По-моему, это не меняет ничего. Я, наверное, вообще один здесь человек. Как есть, так и остаюсь.
— Это не надолго, — пообещал Витька. — Скоро ты станешь совсем иным.
— Оборотнем?
— Много лучше, — ответил Витька и исчез.
Матвей спрятал фляжку.
— Много лучше, — повторил он, спуская воду в унитазе. — Куда уж лучше-то?
Дочь, похрапывая, спала на диване в гостиной.
Сегодня хоть без бойфренда, подумал Вадим, разуваясь в прихожей. Однако с ее увлечениями нужно что-то решать. Надо же — двадцать лет, а уже кокаин. Да и диск этот проклятый… Совсем стыд потеряла.
Он присел рядом с Машей и несколько мгновений смотрел на нее.
Господи, как же дочка похожа на мать, подумал Немченко. Он поправил сбившийся плед. Доченька, доченька, ну зачем же ты себя убиваешь?
Отчасти, в том, что она пошла в разнос виноват я, виновато подумал Вадим. Зачем я отлучил Палтуса? Ну, путалась она бы с ним и путалась, зато никакой дури в голове. Ни ночных клубов, ни уж тем более никакого кокаина. Андрюха был для нее настоящим авторитетом. Он был примером для подражания. И Машка любила его по-настоящему.
Хорошо, что Палтус вернулся. Пусть он ничего не помнит, пусть ему нужно время чтобы разобраться в самом себе. Андрюха выдюжит, справится — он сильный. И главное, Машка вновь станет родной и дорогой доченькой. А все остальное — шелуха.
Немченко поднялся и, швырнув папку с фотографиями ненавистного Рона Уизли на стол в гостиной, налил себе коньяка. Залпом выпил.
Что же делать? Как вычислить Голос?
Получить его фото и точно знать кто он такой — это все равно, что иметь на руках при раскладе джокера. Петровский, каким-то чудом вновь оставшийся в живых, наверняка рано или поздно заинтересуется, кому это он так сильно мешает. Вполне возможно, что проконсультируется у Шептуна. Что тот? Наверняка меня сдаст, почти без сомнения. Черт меня дернул наводить справки! Как же грамотно Голос всегда меня подставляет, гадина…. Итак, что дальше?
Война с оборотнями Петровского?